Александр Жулин — Ингеборга Дапкунайте

Новый дуэт в танцах на льду...

Ингеборга ДАПКУНАЙТЕ: « Я маньяк во всем, что касается техники »

(26.09.2003)


В Москве - фестиваль "Новая драма". Ингеборга Дапкунайте специально приехала в Москву из Лондона, чтобы возглавить жюри фестиваля. С Ингеборгой Дапкунайте встретился корреспондент ГАЗЕТЫ Артур Соломонов.

- Ингеборга, что за публика в Лондоне? Как ведут себя поклонники?

- Если звезда играет - стоят у дверей и ждут. Но, если честно, ждут всегда. Потому что есть такие сумасшедшие охотники за автографами. Они берут автографы у всех. У всех, кто в спектакле играет. Есть люди, которые в жизни занимаются только этим. Я не очень это понимаю.

Знаете, существуют такие "наблюдатели поездов". Это называется trainspotting. Эти люди в жизни увлекаются только одним делом: ждут поезда и записывают его номер. Они коллекционируют поезда таким образом. Так вот, есть люди, которые стоят у театра и берут автографы у всех, кто играет.

- А у вас есть поклонники-преследователи?

- Такого нет.

- Какие имена и тенденции в новой драме вас привлекают, а какие вызывают отторжение?

- У нас проблема: пока идет конкурс, я не могу говорить о своих предпочтениях.

- Тогда, может быть, вы расскажете о театральной ситуации с новой драматургией в Лондоне?

- В Лондоне столько всего происходит, что трудно рассказать подробно. Я не великий знаток, но мой самый любимый драматург - Том Стоппард. Я его обожаю. Но он, наверное, уже живой классик.

- Да, к новой драме он имеет отношение скорее отцовское.

- Я могу рассказать о подходе к новым пьесам в Лондоне. В Лондоне новая пьеса ставится точно так, как она написана. Почему? Теория такая: если режиссер будет накладывать на текст свою интерпретацию - как же мы узнаем, что это за пьеса? Это ведь пьеса новая. Шекспира, Чехова - пожалуйста, интерпретируйте как угодно. Если Том Стоппард написал новую пьесу (я беру самого лучшего, естественно), то, извините меня, режиссер ставить это "в фиолетовом свете" не может. Просто потому, что Стоппард этого не написал. Стоппард сказал: действие происходит в доме XVIII века, за окном сад, мы его видим (в "Аркадии", например). Вот это все на сцене будет.

- Это неписаный закон отношений с новой пьесой, который нельзя нарушить?

- Да. И вы знаете, что я вам скажу - это работает.

- То есть актер должен произносить текст вплоть до запятой: шаг влево, шаг вправо - штрафуют?

- Это немного сложней. Автор часто сидит на репетициях. И порой ты автору говоришь: "А может, мне здесь такое слово сказать?" И автор говорит "да" или "нет". Если ты создал характер в соответствии с тем, что он имел в виду, что было у него в воображении, получается очень интересный процесс, нужный и актеру, и драматургу. Потому что, как ни крути, драматург лучше слова напишет, нежели я.

Помню, когда я хотела поменять в одной пьесе предложение или какую-то фразу, мне сказали: "Ты понимаешь, дело в том, что Дасти (это наш драматург) эту пьесу писал год и над каждым словом думал". И ты вдруг понимаешь, что все это не наляпано так просто, для того, чтобы актер с текстом делал что хотел. Это профессия, которую надо уважать.

- А разве режиссерам интересно брать пьесу и ставить ее ровно так, как написано? Как букварь?

- Конечно! Я столкнулась с этим в первом же спектакле. Это была новая пьеса. Когда я, приехав из театра Някрошюса, спросила: "А какое будет концептуальное решение?", на меня посмотрели, как на очень странное существо. Я говорю: "А вообще, о чем пьеса?" И все хором, в том числе и Джон Малкович, сказали: "Дорогая наша, вот когда мы ее отрепетируем, пройдемся через нее, может, тогда мы узнаем, о чем она".

- То есть Шекспира, Мольера можно вертеть как хочешь? А современного - не трогай, чтобы его голос звучал без примесей? Тогда непонятно, что заставляет режиссера брать новую пьесу, где он подмастерье.

- Драматург и режиссер работают вместе. И слово "подмастерье" я бы не употребляла - каждый делает свое дело. Но без автора в Англии не было бы театра. Какая ситуация здесь, в Москве, я не знаю. А как здесь?

- Здесь, конечно, главный не автор, а режиссер. Тем более в отношениях с современной пьесой. И конфликт до недавнего времени был очень острым. Режиссеры жаловались, что хороших современных текстов нет, а драматурги - что режиссеры не умеют их читать, что ставят по старинке. Один драматург как-то сказал: "Постановка - это всегда провал".

- Мне очень интересно посмотреть, как и что здесь творится. То, что происходит в Лондоне, я очень люблю.

- А каков "застольный период" в лондонских театрах? Как долго вы обсуждаете пьесу, прежде чем начать репетиции?

- Нет времени, какой "застольный период"! Он очень маленький. Четыре недели на репетиции спектакля. Расписание у всех такое.

- На любой спектакль дают четыре недели репетиций?

- Да. Только на Шекспира больше дают. Шесть недель - потому что стихотворений много (смеется).

- Вы читали пьесы Сигарева, которому ваш любимый Стоппард недавно вручил приз за пьесу "Пластилин" со словами: "Если бы Достоевский жил в наше время - он бы написал "Пластилин"?

- (Смеется.) Прекрасно! Я читала "Пластилин", мне понравилось.

- А вы бы согласились сыграть подобный текст?

- Это гипотетический вопрос. Должна быть роль, которую я бы хотела сыграть. Если будет роль - сыграю.

- "Документальный театр", verbatim - процветающее в Англии течение? Когда берут речь какого-то бомжа или, скажем, летчика, кого угодно, - и, не обрабатывая почти, преподносят со сцены?

- Я в России узнала о том, что в Англии это очень модное движение. В лондонском театре "Роял Корт" были очень удивлены, что это настолько расцвело в России.

- Расскажите о ваших лондонских театральных работах. Мне кажется, в России про это никто не знает.

- Кажется, единственным человеком, который видел меня в спектакле, который я играла с Малковичем в Лондоне, был режиссер Каменькович. Это была "Ошибка речи". Потом я играла в пьесе After Garden. Это такой театр в театре. Я играла режиссера спектакля, но всех обманула. Я не настоящий режиссер, на самом деле уборщица, но прикинулась режиссером. А они все, дураки, поверили. Но темы там подняты и про теорию дарвиновскую, и про Бога... интереснейшая была пьеса. Тимберлейк Уортенбейкер, автор пьесы - известнейшая писательница. Если знаете, она написала пьесу Our Сountry is Good, ее даже ставили во МХАТе когда-то. Потом я играла в пьесе Снюл Уилсон Moonshine. Я играла богиню...

- Почему вы морщитесь, когда говорите про богиню?

- Нет, просто я вспоминаю эту пьесу. Ее критики растерзали на куски, а я все равно остаюсь большой ее поклонницей.

Эта пьеса про Конан Дойля. Начинается она с того, что Конан Дойль приехал на поляну, где искал фей, и заснул. И вся пьеса - его сон. Он просыпается - стоит Бог. Но в Боге два начала, женское и мужское, это муж и жена. Но очень настоящие - они все время ругаются. (Смеется.) И в конечном итоге говорят: "Конан Дойль, ты должен спасти Землю..." В общем, пьесу не пересказать, но все очень интересно было переплетено.

- А английская критика, о которой вы упомянули, действительно имеет такую силу?

- Конечно. Меня спросили как-то, много ли спектаклей в Лондоне идет. И в один день я сосчитала все в Time Out - это что-то вроде "Афиши", - сколько в этот вечер я могу увидеть, со всеми мюзиклами. Сто восемьдесят четыре спектакля! Допустим, я работаю в другой сфере, но люблю театр. Как я узнаю, куда мне пойти? Только от критики, от ее выбора. После спектакля на следующий день или два дня после спектакля хором все газеты, которые выходят в стране и в Лондоне, пишут рецензии. Очень редко пишут одинаково. Но если изданий пятнадцать пишут что-то похожее - естественно, это влияет на общественное мнение.

Знаете, как я в кино иду? Открываю Time Out и думаю: "Пишут, что это хороший фильм. Посмотрим". И это при том что я, надеюсь, в кино разбираюсь. Конечно, влияет еще и мнение друзей.

- Какой была первая статья про вас в английской прессе?

- Во-первых, рецензии в лондонских газетах очень короткие. Вот мы вернулись к новой драме: если это новая пьеса, то в основном пишется так: "М-р Смит очень адекватно поставил эту пьесу" или "М-р Смит виртуозно поставил" или "блестяще поставил пьесу". Вот это вся рецензия на режиссуру. И он счастлив. А в остальном анализируется пьеса.

Когда Evening Standard написала про меня: electrifying performance - мне показалось, что меня просто обосрали. И я подумала: "Все. Ужас". Я не могла понять, что electrifying performance - это суперрецензия для меня. Потому что я не понимала, как в Англии рецензии пишут. Я, приехавшая из Литвы, из театра Някрошюса, только что сыгравшая в "Чайке" - и полстраницы обо мне писали критики! А тут одно предложение! Но все газеты писали по предложению. А если ты получаешь два предложения, это уже очень хорошо.

- А вы сразу согласились играть в спектакле "Монологи вагины"?

- Сразу. Меня, кстати, в связи с этим спектаклем даже номинировали в Манчестере.

- Тоже за четыре недели сделали?

- Там все по-другому. Этот спектакль уже шел. Каждый месяц меняется состав артистов. Я не знаю, который мы были состав. У нас была одна репетиция с режиссером один на один, и в понедельник - первый спектакль. В понедельник в десять мы, все актрисы, познакомились, сделали все соединения (не на сцене), прочли свои монологи еще раз, получили пару замечаний. В час нам принесли по бутерброду. Мы быстро побежали оделись. И в два была фотосессия - штук двадцать фотографов нас отсняли. Потом было еще две репетиции, и в девятнадцать тридцать - спектакль. Быстро и дешево.

- Нравился вам сам текст?

- Очень. Если откровенно, если так тупо говорить, то из всех театральных пьес, в которых я играла, это самый успешный спектакль.

- Жалко, что только месяц играли? Или надоедает один и тот же текст ежедневно произносить?

- Честно - да.

- Поэтому месяцем все исчерпывается?

- С Джоном Малковичем я играла семь месяцев один и тот же текст каждый день восемь раз в неделю. И это было хорошо, потому что он актер, с которым на сцене очень интересно. Хотя и так спектакль спектаклю не ровня. Все мы люди: ты сегодня что-то не то съел или плохо поспал... Но часто были такие мысли на сцене: "Я уже сказала это или я сказала это вчера? Или это завтра?" Семь месяцев восемь раз в неделю! Умножьте! Можете себе представить? Как бы ты это ни любил...

- Вы часто повторяете фразу "очень дешево"...

- Как вы думаете, почему в современных пьесах не больше шести героев? Потому что спектакль с большим количеством действующих лиц в Лондоне никто не поставит, кроме Национального театра. Почему Том Стоппард написал свою трилогию и ее ставил Национальный театр? Потому что только этот театр может финансово ее осилить. Любой начинающий драматург не пишет больше пяти-шести характеров. Лучше четыре - дешевле.

- Думаете, причина только финансовая?

- Я не думаю, я знаю.

- А моноспектакль - это вообще супер?

- На моноспектакль так хорошо не идут. Тоже нужен баланс. Нужно еще, чтобы публика пришла.

- Если я вас не спрошу про Тома Круза, с которым вы играли вместе, те, кто прочтет интервью, наверное, будут разочарованы.

- Я очень мало с ним общалась. Он очень хороший продюсер. Том умеет летать на самолетах. В обеденный перерыв он гонял на самолетах. Сел в машину, уехал на поле, полетал. Ему это не разрешалось из-за страховки - он втихаря летал. Ведь если ты работаешь в картине, то подписываешься, что ничего не будешь опасного для себя делать, потому что заменить тебя очень дорого.

- То есть вы с ним не летали?

- Нет.

- Когда в фильме играешь любовь, необходимо хоть чуть-чуть влюбиться в партнера?

- Я расскажу очень старую историю. Я не помню точно, кто-то из актеров, снимавшихся с Оливье, играл заключенного. Он встречается с Оливье и говорит: "Я провел всю ночь в камере, чтобы потом это воплотить". А Оливье отвечает: "А сыграть не можешь?"

- Что вам было бы труднее - не играть в театре или не сниматься?

- Вы знаете, если бы вы задали мне этот вопрос пять лет назад, я бы сказала: "Что вы, как это можно - не работать!" А сейчас... В жизни столько всего интересного! Может, пора делать что-то другое уже?

- Что?

- Не знаю. Хотя, может быть, я говорю так потому, что у меня безумно загруженный работой год был. Естественно, я обожаю то, что делаю, мне повезло - я могу зарабатывать себе на жизнь тем, что мне нравится. Но... Есть какие-то очень интересные вещи.

- Путешествия, например?

- Я много путешествую.

- А хобби?

- У меня нет хобби. У меня неинтересная жизнь. (Смеется.) А вообще-то я люблю всякие мобильные телефоны, компьютеры. Я чуть-чуть маньяк во всем, что касается техники. Если будете покупать новый мобильный - я могу вам все про это рассказать, дать полную консультацию.

Один мобильный у меня обычный, а другой - с маленьким компьютериком. Там - мой дневник, адреса друзей... Очень люблю посылать SMS! Мне кажется, эти эсэмэски полностью вытеснили письма. Сначала Интернет, а теперь SMS. Ведь ты эти письма получаешь мгновенно - идешь и ведешь переписку!

- Вяжете?

Я могу вязать, но уже не помню, когда вязала последний раз. У меня бабушка шикарно вяжет. Ей девяносто восемь лет. Она недавно мне связала плед.

- Джон Малкович, ваш друг, приезжал с вами в Россию. Это был его первый приезд?

- Да. Мы с ним сходили в музей КГБ. Туда никого не пускают. А перед приездом его спросили, что он хочет увидеть. Он сказал: "Я хочу посмотреть Льубянка". И сделали ему "Льубянка". На него это произвело очень большое впечатление...

- Как строится ваш день в Лондоне?

- День на день не похож. Если съемка - одно, если я в театре - другое. Вообще, я не могу похвастать, что провожу много времени дома. Мне все друзья лондонские говорят: "Привет, хорошо, что приехала. Ты через неделю уезжаешь или когда?" Я их успокаиваю: "Нет, через десять дней". (Смеется.)

- А животные у вас есть?

- Нет! Ну что вы! Какие животные? Ну как у меня могут быть животные?

- Пусть за ними ухаживает кто-то другой, если у вас времени мало.

А зачем тогда их иметь?

26.09.2003 /

http://www.gzt.ru/culture/2003/09/26/111300.html

 
Hosted by uCoz